Афинский театр
Петр Киле
Лирика и философия Древней Греции развились на
островах Эгейского моря и на побережье Малой Азии, прежде чем в Афинах,
вероятно, потому что греческие колонисты ощущали большую свободу от религиозных
представлений метрополий и в условиях необходимой предприимчивости вступали в
самое непосредственное соприкосновение с природой и с мирозданием в целом.
Самосознание человека обнаруживало как его интерес к переживаниям личного
свойства, так и к его разуму, постигающему законы природы.
Рождается лирика как песнь любви и философия как песнь
разума и природы. Поэзия человеческих чувств и познания выходит за пределы
религиозных представлений о мире и мифов, хотя магия веры сохраняется. Сапфо,
Алкей, Анакреонт, с одной стороны, Фалес, Гераликт, Анаксагор, с другой,
обращаются непосредственно к познанию как внутреннего мира человека, так и
внешнего под покровом мифа как формы мышления, но уже сугубо поэтического, что
нашло свое высшее воплощение в поэме Гомера «Илиада».
С возвышением Афин возникает центр образования,
искусства и мысли, с развитием прежде всего нового жанра литературы и вида
искусства - драмы и театра как таковых, пребывавших до сих пор в сфере
религиозных и народных представлений и действ. Эсхил ввел второго актера, с
развитием диалога и действия на сцене, с тем и рождается новая трагедия, что
совпадает с героической эпохой противостояния эллинов против персов, с
торжеством победы, что находит воплощение как в празднествах, ведь и
театральные представления были празднествами в честь бога Диониса, так и в
архитектуре и скульптуре Парфенона. Религия греков превращается в
художественную религию и мифологию, то есть поэзию, как впервые это явил Гомер
в «Илиаде».
Афинский театр представлял из себя амфитеатр под
открытым небом на южном склоне Акрополя с видами на море и гору Гиметт. В
небесах и далях моря проступало все поэтическое содержание «Илиады» Гомера,
героического эпоса, обретшего актуальность в условиях войны с персами. Теперь
представим: внизу на сцене идет представление по трилогии Эсхила «Орестея»,
созданной в конце жизни поэта. А начинал Эсхил как драматург 26 лет за десять
лет до Марафона, где героически сражался вместе с двумя братьями, затем при
Саламине и Платеях, неизменно первенствуя почти сорок лет на афинской сцене,
пока не уступит молодому Софоклу, но «Орестеей» снова займет первое место.
Первая трагедия «Агамемнон». Действие происходит в
Аргосе у царского дворца, с крыши которого страж замечает сигнальный костер;
является Хор и выходит из дворца Клитемнестра, из песен и речей которых
проступает история Троянской войны, с явлением Вестника с известием о разорении
Трои; вот и колесница царя Агамемнона, у ног которого сидит Кассандра, вещая
пленница; Хор встречает царя, а из дворца выходит Клитемнестра, изнывшая в
тоске по мужу, по ее словам; между тем в бане она готовит месть за дочь
Ифигению, отданную царем на заклание, да покрыть свой грех - сожительство с
двоюродным братом царя Эгисфом, - Кассандра все угадывает и видит, как в яви,
убийство вождя ахейских племен в Троянской войне, она тоже умерщлена тут же.
Победоносная война и счастливое возвращение героя завершается позорной смертью
от рук его неверной жены, мстящей вроде бы за дочь, но изгнавшей сына Ореста.
Трагедия вторая «Плакальщицы (Хоэфоры)». Если в
«Агамемноне» события Троянской войны погружают зрителей и нас в миф, то явление
Ореста с его другом Пиладом, встреча его с сестрой Электрой и его месть -
убийство матери и Эгисфа, - воспринимается, как действие в настоящем времени,
что усиливает эффект, тем более сын убивает мать, с выступлением против него
Эриний. Орест, свершив месть, почти сразу как бы теряет рассудок и бежит
неведомо куда.
Трагедия третья «Эвмениды». Хор Эриний,
богинь-мстительниц, преследует Ореста... Среди действующих лиц Аполлон, который
и внушил Оресту свершить месть, и заступается за него, и Афина, а действие с
Дельфов переносится в Афины, где недавно на веку Эсхила был практически
упразднен Ареопаг, слишком консервативный судебно-властный орган в условиях
утвердившейся демократии, с чем, вероятно, не был согласен знаменитый драматург
из старинной знати.
И вот, как Шекспир вносит в «Гамлета» тему театра и
войны театров его дней, Эсхил действие переносит в Ареопаг, а в заседании судей
принимает участие сама Афина, и ее-то голос перевесит чашу весов, а Аполлон
выступает в качестве свидетеля, готовый вину Ореста взять на себя. Ареопаг, в
решениях которого принимают участие боги, оправдывает Ореста; но этого мало,
благодаря вмешательству младшего поколения богов в жизнь афинян, Эринии,
древние богини-мстительницы, претерпевают изменения, превращаясь в Эвменид,
«благосклонных» к людям.
Орест,
оправданный в Афинах, славит богиню и город, по сути, его сегодняшний день:
Привет,
Афина! Ты сама и твой народ
На страх врагам пребудьте необорными,
Спасеньем славьтесь и победой вечною!
Эстетика аттической трагедии обнаруживает те же черты
и свойства, что и эстетика Ренессанса, поскольку она соприкасается с мифом, что
есть уже не просто сказания, а сама жизнь - в настоящем и в вечности. Этот
феномен, когда старинная вера, религиозные представления наполняются жизнью,
всей гаммой человеческих переживаний, и обретают форму искусства, -
ренессансный феномен, с рождением классического стиля, что мы увидим вновь,
спустя два тысячелетия, в эпоху Возрождения в Италии.
Но этот феномен пугает приверженцев старинной веры
предков и они заступаются за отеческих богов, не столь антропоформных, не столь
чисто человечески выразительных, не говоря о пороках, как у Гомера. Между тем
как философы вопрошают, а есть ли боги? А вслед за ними и трагические поэты
ставят все вопросы бытия.
Эсхил подвергся обвинениям в разглашении таинств
Элевсинских мистерий, по сути, тех же театральных представлений с участием
Диониса, с его сошествием в аид, что посвященные должны были свято хранить в
тайне, а такое обвинение могло закончиться судом и смертной казнью. Эсхил,
видимо, чувствовал себя в Афинах неуютно, он уезжает в Сицилию, в Сиракузы,
где, возможно, и создал «Прометея прикованного». Сохранилась лишь одна
трагедия. Вторая, в которой Прометей обретает свободу, сохранилась лишь в
десятках стихов, а третьей, может быть, не было вовсе. Но «Прометей
прикованный» примечателен во многих отношениях в высшей степени.
Миф о титане, укравшем огонь для людей, при этом
гоненьям подверглись и бог, и люди, как о том рассказано у Гесиода, не
заключает ничего героического, скорее речь о несчастиях рода человеческого.
Эсхил создает свою версию мифа, а именно трагический миф о Прометее,
выступившем против верховного владыки Зевса, воцарению которого на Олимпе он
содействовал, взяв его сторону против титанов. Прометей, таким образом,
выступил за новый миропорядок - и не только для богов, но и для людей, а Зевс -
лишь за власть, а людей он хотел извести. Прометей у Эсхила не просто принес
огонь людям, похитив его у богов, не просто блага цивилизации, а именно
культуры.
Звезд
восходы показал я им
И науку чисел, из наук важнейшую.
Сложенью букв я научил их: вот она,
Всепамять, нянька разуменья, матерь муз!
................................................................. А если
кратким словом хочешь все обнять:
От Прометея у людей искусства все.
Образ Прометея в сознании человечества - это создание
Эсхила. А ведь Прометей у него - это первый богоборец, ропот человека с его
самосознанием против судьбы.
Это умонастроение уже непосредственно в отношении
человека выразил Софокл, младший современник Эсхила. Говорят, Софокл греческую
трагедию спустил с небес на землю, сделав ее более человеческой. По существу,
произошло отделение трагедии как жанра от эпико-драматической поэзии Гомера, в
лоне которой она зародилась и языком которой заговорила, а события и действие в
«Илиаде» происходят действительно в далях моря и неба, с непосредственным
участием богов. Это Гомер вознес события истории и мифа до небес, создавая
всеобъемлющее произведение искусства.
У Эсхила эта высота восприятия мира сохранялась, с
видимым или невидимым присутствием в жизни людей богов, но миф в его трагедии
предстает не сказанием из далекого прошлого, а событием, происходящим в
настоящем, с переживаниями и мыслями драматурга, связанными уже непосредственно
с жизнью Афинского государства в современную эпоху.
Софокл вводит третьего актера, с тем греческая
трагедия получает законченный вид как жанр и род драматического искусства, при
этом и содержание трагедии отрывается от сказаний, превращаясь именно в
трагический миф, в котором и фабула трактуется драматургом свободно, и
содержание его наполняется умонастроением современной эпохи.
Софокл жил в преместье Афин Колоне, куда и приводит
Эдипа в трагедии «Эдип в Колоне». Афинский царь Фесей принимает участие в
судьбе слепого старца, который перед смертью провидит могущество и процветание
Афин. С одной стороны, речь о скитаниях Эдипа в сопровождении Антигоны, здесь с
ним повидаются Исмена и Полиник, другие его дети; явится Креонт, фиванский
царь, шурин Эдипа, - Эдип как проклятый всюду гоним, но у царя Фесея он находит
защиту и успокоение; с другой стороны, в голосах Хора колонцев звучат мысли и
переживания трагического поэта, удивительно созвучные умонастроению поэтов и
художников эпохи Возрождения.
Странник, в
лучший предел страны,
В край, конями прославленный,
К нам ты в белый пришел Колон.
Звонко здесь соловей поет
День и ночь, неизменный гость...
Здесь, небесной вспоен росой,
Беспрестанно цветет нарцисс -
Пышноцветный спокон веков
Превеликих богинь венец,
И шафран золотой.
Но судьба многострадального Эдипа заставляет Хор
задуматься об участи каждого человека на свете.
Тот, кто
жаждет свой век продлить,
Мерой дней не довольствуясь, -
Говорю не колеблясь, - тот
Не лишен ли рассудка?
Что нам долгие дни! Они
Больше к нам приведут с собой
Мук и скорби, чем радостей.
Если пережил ты свой век,
Позабудь наслажденья!
Срок придет, и всех сравняет,
Лишь раздастся зов Аида,
Песен, плясок, лир чужда,
Смерть, всему скончанье.
Софокл, счастливейший из смертных, - знатного рода,
красавец до старости, гениальный поэт, первый неизменно после смерти Эсхила, -
явился выразителем греческого пессимизма в полной мере.
Не родиться
совсем - удел
Лучший. Если ж родился ты,
В край, откуда явился, вновь
Возвратишься скорее.
Так, лишь юность уйдет, с собой
Время легких умчав безумств,
Мук каких не познаешь ты,
Злоключений и горестей?
Зависть, смута, раздоры.
И убийства... А в конце,
И убога и бессильна,
Встретит старость одинокая,
Всем бедам беда!
«Эдип в Колоне» написан Софоклом в последний год его
жизни, ему было 90 лет, но свежесть восприятия природы, жизни и смерти чисто
юношеская. Это и были откровения на заре человеческой цивилизации и культуры.
Если Эсхил сражался при Саламине, а Софокл возглавлял
Хор юношей на празднествах в честь победы при Саламине, то, предание гласит,
Еврипид на Саламине появился на свет в день сражения, хотя историки находят
более позднюю дату - 485-484 до н.э. Он родился в семье мелкого торговца,
известно, его мать Клито была продавщицей зелени. Но это были годы возвышения
Афин и расцвета культуры, поэтому неудивительно даже юноша из бедной семьи мог
получить хорошее образование, не говоря о таланте. Известно, Анаксагор был
другом и учителем Еврипида, а Сократ, не очень жаловавший комических поэтов,
был горячим почитателем трагедий Еврипида, тем более что публика, а с нею и
судьи на театральных представлениях, принимала младшего современника Софокла
без особого восторга.
Здесь сказались несомненно те перемены в содержании
трагедий, какие внес Еврипид. В известные фабулы мифов Еврипид вносил не только
изменения, создавая, по сути, новые, а именно трагические мифы, как в трагедии
«Геракл», он вносил в мысли и переживания персонажей современное содержание, не
говоря об откликах в хоровых партиях на события Пелопоннесской войны или на
искания философов.
К примеру, в трагедии «Троянки» Гекуба обращается с
мольбой к Зевсу:
Земли
держатель, на земле живущий,
О ты, которого постигнуть трудно,
Природы ль ты закон, или смертных ум,
Зевес, тебе молюсь: дела ты смертных
По правде устрояешь на Земле.
В первой строке обращение к богу, который держит землю
и на земле живет, - это воздух, первовещество Диогена из Аполлонии; «природы ль
ты закон» - это о необходимости, царствующей в природе, по Гераклиту; «или
смертных ум» - о разуме (nus) из учения Анаксагора, - а ведь Гекуба молится за
Елену, которую поклялся убить Менелай после взятия Трои. Но ее обращение к
Зевсу, столь естественное в глубине тысячелетий, вероятно, возбуждает
размышления у поэта, к кому она взывает, с вопросами, какие задаются философами
его времени. И сам поэт оказывается «философом на сцене», как называли Еврипида
еще в древности.
Но если Зевса Гекуба называет устроителем по правде
дел смертных на Земле, то судьба троянских женщин, - на их глазах рушится
родной город и они, теряя мужей и детей, оказываются пленницами, - говорит об
обратном, - поэт полон сочувствия к ним, вот почему он вопрошает устами Гекубы
о высших силах и не находит ответа. Гуманистическая направленность творчества
проступала у Эсхила, еще более определенно у Софокла с восхвалениями человека и
его мощи по освоению природы в духе эпохи Возрождения (трагедия «Антигона»),
правда, тут же проступало отчаяние от скоротечности жизни, то у Еврипида
гуманизм приобретает чуть ли не форму христианской гуманности, что будет
оценено лишь впоследствии.
В «Троянках» Еврипид, по сути, откликнулся на один из
эпизодов Пелопоннесской войны. Жители острова Мелос были спартанскими
колонистами, но в войне Афин и Спарты соблюдали нейтралитет и не желали
подчиняться, как другие островитяне, афинянам. Против Мелоса была отправлена
карательная экспедиция. Всех взрослых мелиян умертвили, а детей и женщин
обратили в рабство. Это событие вскоре ужаснуло самих афинян.
Сюжеты из мифов у Еврипида еще в большей степени, чем
у Софокла, наполнялись современным содержанием жизни, и это не только в хоровых
партиях, а прежде всего в переживаниях действующих лиц, что выражают они в
речи, исполненной поэзии и ума, с сознанием своего положения и целей, тем самым
поэт создает живые характеры, словно выхваченные из современной эпохи,
погруженной в миф, в трагический миф, в чем находило выражение высокий трагизм
бытия, впервые осознанный греками и вновь проступивший столь ярко в эпоху
Возрождения.
Если Софокл изображал людей такими, какими они должны
быть, с его слов свидетельствует Аристотель, то есть в идее, которая, очевидно,
носилась в воздухе греческого миросозерцания еще до Платона, то Еврипид
изображал людей такими, какие они есть в жизни, это не просто реализм, а
личностно-материальная эстетика, которая впервые будет осознана и
сформулирована лишь в эпоху Возрождения с обращением к греческой классике от
Фидия до Праксителя и от Эсхила до Еврипида через неоплатонизм. При этом миф
(слово, рассказ) наполнялся не только трагическим действием, но и современным
содержанием жизни, в чем и состоял интерес во все новых обработках одних и тех
мифологических сюжетов.
Любопытно свидетельство древнегреческого историка и
критика Дионисия Галикарнасского, который жил в Риме при Августе (63 г. до н.э.
- 14 г. н.э.). Он писал в трактате «О подражании»: «Софокл, при изображении
страстей, отличался соблюдением достоинства лиц. Еврипиду же доставляло
удовольствие только правдивое и соответствующее современной жизни, почему он
часто обходил пристойное и изящное и не исправлял, как то делал Софокл,
характеры и чувства своих действующих лиц в сторону благородства и возвышенного
образа мыслей. Находятся у него следы очень точного изображения непристойного,
вялого, трусливого».
Разумеется, Софокл ничего не исправлял в характерах и
чувствах своих действующих лиц, как Фидий, возвышенность и благородство были
присущи им, как и героической эпохе, в условиях которой они сформировались и
творили. Еврипид застал время, когда возвышение Афин принесло богатства и
роскошь, еще невиданные у греков, с тем и борьбу за власть, в условиях
демократии, как ни странно, еще более разрушительную для государства, чем при
тирании. Именно борьба за власть отдельных лиц и групп в Афинах с привлечением
на свою сторону то сатрапов персидского царя, то Спарты, либо с вмешательством
последних во внутренние распри афинян и привели к Пелопоннесской войне,
вызвавшей, по словам Фукидида, «величайшее движение среди эллинов и некоторой
части варваров, да и, можно сказать, среди огромного большинства всех народов».
«Из прежних событий, - свидетельствует историк, -
самое важное - персидские войны. Тем не менее и они решены были быстро двумя
морскими и двумя сухопутными сражениями. Напротив, эта война затянулась
надолго, и за время ее Эллада испытала столько бедствий, сколько не испытывала
раньше в равный промежуток времени. Действительно, никогда не было взято и
разорено столько городов частью варварами, частью самими воюющими сторонами ( в
некоторых городах, после завоевания их, переменилось даже население), не было
столько изгнаний и смертоубийств, вызванных или самою войной, или
междоусобицами».
Золотой век Афин предстает как одна из самых
трагических эпох в истории человечества, о чем как-то забывают при блеске и
сиянии античного искусства, пусть сохранившегося в осколках, в руинах, в
фрагментах. Что тут говорить о пессимизме греков при их веселости? Величайшая
восприимчивость ко всем проявлениям жизни, природы и красоты - и тут
нескончаемые бедствия и смерть, что несет сам человек, несмотря на свою роковую
смертность. Мифологические фабулы, по сути, страшные сказки для детей и
взрослых из глубин тысячелетий, просиявшие в небесах красотой олимпийских богов
и героев, наполняются трагическим содержанием современной эпохи, с рождением
трагического мифа и театра на все времена.
Если Софокл носился со своим умонастроением, в котором
совмещались увлечение жизнью во всех ее проявлениях и пессимизм, что отдавало
поэтической игрой, то Еврипид предстает трагичнейшим поэтом, по определению
Аристотеля, но тут дело было не в том, что многие его пьесы оканчиваются
несчастьем, такова обычная развязка трагедий, а в полноте разработки
трагического мифа, с внесением изменений в известные фабулы мифов, с
достижением уникального эффекта: в частной судьбе героя с мыслями и
переживаниями не из глубин времен, а словно выхваченного из современной
зрителям жизни, - выражения вселенского трагизма бытия.
Такова Медея в трагедии «Медея»... Она в высшей
степени эмоциональна и умна, чтобы видеть свои переживания изнутри и оценивать
свое положение, изначально трагическое. Она упоминает даже софистов, ее речь
при всей поэтической силе, можно сказать, глубоко интеллектуальна, Ясон явно ей
проигрывает в этом отношении, хотя упрекает ее в том, что она должна быть
довольна уж тем, что он взял ее с собой из варварской земли в Элладу.
По сути, перед нами конфликт между варварством и
эллинством, что свыше чисто человеческих качеств персонажей; а также чисто
житейский, даже бытовой конфликт между покинутой женой и мужем, что усложняется
тем, что Ясон собрался жениться на дочери царя, чтобы стать царем. А как же
быть Медее, чужестранке, тоже царского рода, да еще волшебнице? Кроме ревности,
всесильной в ее положении, она более всего боится, что станет для всех, в чужой
стране, как покинутая рабыня-наложница, посмешищем, и та же участь ожидает ее
детей. Медея, стеная, задумывает месть: у нее одна цель - доставить Ясону, ради
которого она всем пожертвовала, пошла на престуления, в муках родила детей, такую
же боль, какую он ей причинил.
Показав Ясону, что она примирилась со своей участью,
Медея посылает невесте мужа подарок - пеплос чарующий и золотую диадему, от
которых ни одна женщина не откажется, но, надев пеплос и диадему, она сгорает
заживо, с нею гибнет и царь коринфский. Кажется, месть достигнута, нет, Медея
последовательна: она знает, теперь изведут и ее детей, - так она сама убивает
своих детей и улетает с их телами на волшебной колеснице. Трагический миф
достигает последних и высших пределов трагизма бытия.
Такого же эффекта Еврипид достигает в трагедиях
«Ипполит», «Геракл», «Электра», «Орест», «Ифигения в Авлиде», с созданием
образов, навсегда вошедших в сознание человечества: Федра, Ипполит, Геракл,
Ифигения...
Еврипид не находил понимания у афинян, оставаясь в
тени Софокла, а затем постоянно подвергаясь нападкам со стороны комических
поэтов, которые собственно и выросли на его трагедиях с их современным
содержанием. Между тем вне Афин слава Еврипида была неоспорима, по всему
Средиземноморью распевались песни из хоровых партий его трагедий.
В конце жизни, как и Эсхил, Еврипид покинул Афины и
поселился в Македонии, где при дворе царя Архелая (из философов) он нашел почет
и уважение. Именно там он написал одну из своих последних пьес «Вакханки»,
содержание которой знаменательно. В трагедии воспроизводится как бы предыстория
вакханалий, празднеств в честь бога Диониса, в том виде, как они пришли с
Востока, с утверждением культа одного бога, что вызывает протест у греков в
лице правителя города Пенфея, с участием в вакханалиях женщин, среди которых и
мать Пенфея, и она-то своими руками отрывает голову своему сыну. Так погиб
богоборец, а Дионис был приучен, благодаря Аполлону, и стал богом театра.
Аттическая трагедия выразила высочайшие духовные
коллизии Золотого века и с его закатом уступила свое место воспитателя граждан
Афинского государства комедии, завершившей с комической маской на лице его
гибель.
|